Жил-был на свете один общественно-политический поэт по прозвищу Иртеньев.
Как-то раз он прочитал, что на Кавказе есть такой народный обычай: ежели гость похвалит какую вещь в доме хозяина, закон гостеприимства велит хозяину вручить эту вещь гостю в подарок.
Как интересно, подумал Иртеньев. Неужто и впрямь они так поступают! Поехал он на Кавказ, зашёл в первый попавшийся дом:
— Принимай гостя, хозяин!
Потом осмотрелся и обнаружил, что никаких ценных вещей в доме не имеется. Нахмурился поэт Иртеньев и сказал: Эхма, хозяин, бедна сакля твоя. И добавил в рифму: не найти ничего.
Заглянул он в другую саклю, в третью, в четвёртую — всё без толку. Только и нашёлся во всём ауле один горец, у которого висели на стенах медные чеканки да в углу стояла старинная сабля — видать, по местным меркам богатей.
Делов-то.
Ну, чёрт с тобой.Вернулся Иртеньев в свою московскую квартиру, вывалил на пол чеканки да саблю, а что с ними делать, и зачем они ему могут понадобиться — чёрт его знает.
Тут пришёл к нему в гости старый его друг Кошкодавов, писатель, эрудит и кандидат в Государственную Думу.
— Слушай сюда, поэт, — сказал Кошкодавов. — Чеканки это фигня. Я вот ещё про какой обычай знаю. Говорят, в Тибете монахов живёт видимо-невидимо. И всех их там кормят бесплатно, и спросу никакого с них нет.
— Вот как? — изумился Иртеньев. — Вот это да. Каких только чудес на свете не бывает!
И отправился он в Лхасу. Зашёл там в лавку, купил себе кусок багровой холщевины, сделал из неё хитон и явился прямо в тибетский монастырь.
— Я монах! Кормите меня бесплатно!
— Ладно, — кивнул тибетец и поставили перед поэтом чашку риса.
Поел Иртеньев риса и говорит:
— А дальше?
— Что дальше?
— Это вы меня так кормите бесплатно? — съязвил Иртеньев.
— Да, — отвечал тибетский монах, не замечая иронии.
— А мясо?
— А мяса мы не едим, у нас тут все вегетарианцы.
— Ну, это уже просто обман трудящихся, — возмутился Иртеньев, — вы меня выманили из России, а теперь, значит, вот как дело повернули. Экие мерзавцы! Идите вы все в жопу вместе с вашим сраным Тибетом!
И с этими словами он скинул с плеч багряную накидку и отправился восвояси.
Дома его вновь встреитл старый друг Кошкодавов. Сердитый поэт Иртеньев хотел было закатить ему выговор за неполную информацию, но Кошкодавов остановил его:
— Ты, братец, не серчай, а послушай. Я давеча узнал, что у чукчей есть такой национальный обычай: ежели кто пришёл к ним в гости и остался заночевать, то хозяин по закону вежливости кладёт в постель гостю свою жену. Не веришь? На вот, почитай.
Почитал Иртеньев и задумался. Это интересно, непременно надобно проверить самому.
И поехал поэт Иртеньев на Чукотку.
Входит в ярангу и видит: стоит посредине чукча, а у входа сидит на сушёных шкурах женщина и что-то пишет.
— Здравствуй, чукча! — сказал поэт. — Я у тебя заночую.
И он схватил за руку женщину и попытался потащить её к себе.
— Чего трогаешь? — удивилась чукотская женщина. — Я тебе не олешка, однако.
— Э, не проведёшь, — грозно промолвил поэт. — Я гость. Ночевать буду. А тебе полагается со мною возлечь и меня ублажать.
— А, вот ты о чём, — поняла чукотская женщина, неторопливо размахнулась и дала общественно-политическому поэту Иртеньеву такую затрещину, что тот даже вылетел из яранги.
— Мы теперь перешли в другую социальную формацию, — склонился над ним её муж. — Вот смотри. — И в доказательство он вытащил из кармана айфон, вывел на экран какую-то картинку с текстом и протянул поэту. — Теперь у нас строится пост-индустриальное общество. Мы к нему переходим, миновав по ускоренной программе и капитализм, и феодализм. Который хоть и прошёл у нас по сокращённому курсу, но всё же успел оставить отдельные пережитки. Например, всякие семейные строгости и сопутствующую им вендетту. Что в переводе с итальянского значит «кровная месть до самого гроба» . А потому, по феодально-рыцарской традиции, я вынужден тебя убить. Что я и сделаю. Причём оружием, которое эквивалентно тому, чем ты сам в переносном смысле являешься.
— Это в каком смысле?
— А вот это уже в самом прямом, — сказал чукча, снял со стены боевой бакулюм и ударил им общественно-политического поэта Иртеньева по голове.
